— Из Петербурга, — ответил Беллаш, — тоже вскоре газет не ждите: питерские типографщики примыкают к стачке московских.
— Удивительно! Ведь это паралич страны, как можно?
— Надо, — буркнул Смирнов, — выписывать те газеты, которые выходят исправно. «Ведомости Московские», ну и «Русский листок».
В говорильне Бобров стало напряженно…
— Что вы так на меня смотрите? — запыхтел Смирнов сердито. — Неужто в России не найдется легиона благомыслящих?
— Они, конечно, есть, — согласился Мышецкий. — Но благо ли вдохновляет их? В любом случае, кто бы ни служил панихиду павшим, слева или справа, я не встану. И я не сниму шляпы! Да, ибо эксцессы были учинены с обеих сторон. А я не сторонник разрешения социальных проблем с помощью кастета. Так уж воспитан!..
За ужином Беллаш выпытывал у губернатора:
— Не знаете ли, князь, что-либо об амнистии?
— От вас впервые слышу, прапорщик.
— Но так говорят…
— Где говорят? На базаре? Или в казарме?
Сергей Яковлевич был раздражен — Бобрами, Смирновым, тем, что прапорщик слишком фамильярен с ним. Но гнев тут же смирил.
— Дай бог! — ответил. — Тюрьмы надобно разгрузить. Это смягчит общество. Если же вас, прапорщик, интересует мое отношение к амнистии, то я скажу так: первым велю выпустить Борисяка. И не ради того, чтобы сделать приятное вам или госпоже Корево… Нет! Просто я выражу этим поступком свою объективность…
Галина Федоровна Корево поднялась в комнаты хозяйки номеров, вдовы Супляковой; почтенная дама проверяла вслух знания своих племянников — лопоухих гимназистов, стриженных под ежа.
— Ну, говорите, нахлебники: при каких условиях состоялось восшествие на престол блаженныя памяти императора Николая Первого?
Племянники отбивали как по-писаному:
— В момент роковой вести о смерти Александра Благословенного некоторые злоумышленные лица, получившие название «декабристов», имели дерзость прибегнуть к мятежным злодейским способам…
Вдова Суплякова заметила акушерку:
— Вам что, сударыня?
— Соблаговолите уступить мне номер госпожи Поповой; в моем сыро и холодно…
Она переехала в комнаты, где ранее жила Додо; прислуга быстро все убрала, вымела сор, перестелила постель. Затопили печи. Так хорошо сидеть возле огня, когда за окнами — дождь, уже осенний, стегает в звонкие темные стекла.
Был поздний час, когда, тихо стукнув, больше для приличия, вошел человек с чемоданом.
Очевидно, прямо с вокзала, с последнего поезда.
— Ну и погодка! — сказал дружелюбно. — Здравствуйте, дорогуша. Транспортера не ждали от нашей партии? — Торопливо скинул тяжелое ворсистое пальто, поправил галстучек и потер руки, довольный. — Наконец-то добрался до вас… Чайку можно?
Поздний гость пил чай из стакана, отставив мизинец, на котором горел броский перстень с сапфиром. От мужчины пахло какой-то мастикой. Корево смотрела, как догорают синие угарные огни.
— Привез кой-какую литературку… Готовитесь ли? — спросил гость. — Суетитесь ли, мадам?
— Суетимся… — в тон ему ответила акушерка.
— Ну-ну! Дай бог… А кто вам спинку чешет, когда вы ложитесь почивать на пуховую кровать? — спросил неожиданно.
— Да никто не чешет. Сама чешусь.
— А можно, я почешу?.. Хе-хе!
Корево подержала в руке раскаленную кочергу: мол, попробуйте! Глянула на чемодан с медными застежками, и гость, перехватив ее взгляд, торопливо заговорил:
— Значит, так… Москва станет центром грядущих событий. Пора выкинуть знамена! То, чего не способен свершить слабое его величество, сделаем мы сами… Вы слушаете, мадам?
— Да, да…
— Люди на местах. Оружие получим от жандармов. Это вопрос, уже решенный свыше. А вы, мадам, сделали большую глупость, подорвав своего муженька… Сколько мелинита вы на него ухлопали?
— К чему подробности? — сказала Корево. — Вы любопытны…
— Хорошо. Когда получите права наследования капиталом, вы обязаны передать часть его на нужды нашей программы… Как работа? А что начальник жандармского управления? Было ли братание в Уренске? Это очень важно, мадам…
— Я понимаю, — улыбнулась Корево и закрыла вьюшку; испачкала руку в саже и этой рукой показала на дверь: — А теперь… вон!
— Что? — вскочил гость, расплескивая чай.
— Вы не ошиблись адресом, это верно, но зато вы ошиблись адресатом. Я не госпожа Попова, которая ждала вас…
На следующий день Корево встретилась с казанским прокурором Тулуз де Лотреком, рассказала подробности ночного свидания: мелинит, права наследования, Москва; прочее — все известно.
Прокурор закрыл один глаз, а другой сделал пошире:
— К чему это вам, мадам? Ведь несерьезно…
К полудню его вызвал к себе губернатор.
— У меня сейчас была госпожа Корево, — сказал Мышецкий, — женщина вполне положительных правил, не доверять которой мы не имеем права. И она поведала мне подробности, подтверждающие…
— Да, — перебил его прокурор, — я уже знаю.
— А знаете — так «пристегните» к делу.
— Но я сомневаюсь в правоте спора между этими женщинами.
— Между Поповой и Корево нет ничего общего, и спора, как такового, быть не может. Я знаю, что говорю! Хотя вы и сами понимаете, как мне это трудно… Все-таки — сестра!
— Вы ошибаетесь, князь, — возразил Тулуз, — именно между этими женщинами и могут возникнуть враждебные разногласия, ибо, да будет вам известно, они принадлежат к разным лагерям. Это же — естественно: желание социалистки Корево толкнуть и без того падающую верноподданную госпожу Попову!
— Та-а-ак… Что вы, прокурор, можете сообщить нового?