Ивасюта взял со стола недопитую бутыль, сказал:
— Айда в номер — к Соньке моей, она баба верная: ни хрена не понимает, что говорят люди умные…
Воры шли за Ивасютой след в след, как охотники. Их тоже покачивало, но сознание в головах, привычных к алкоголю, не угасло.
— Ежели на мокрое пойдет, — шепнул Клещ (вор матерый), — так мы его приспособим. Денежный да идейный… Мы его шестеркам кинем, а сами на матавихер отколемся. Пущай Дремлюга с ним курит, а мы — сбоку четыре и восемь налево! Ша!
В номере Ивасюта посадил к себе на колени Соньку и запел, высоко поднимая стакан с вином:
Ты лейся, песня удалая,
Лети, кручина, алая, прочь.
Воры дружно подхватили — свою, любимую:
Посещал я трактиры, бильярды,
И часто я в карты играл,
Грабежи совершал без разбору,
И душой за людей я страдал.
А теперь вы, друзья, посудите:
Хорошо ли прожил я свой век?
Уже пахнет могилой порою,
А как будто не жил человек…
Явился потом Сева Загибаев из соседнего номера.
— Сева, — сказал Ивасюта, показав на воров, — зачислим их кандидатами нашей партии…
Сева пригнулся к нему, зашептал на ухо:
— Почтовый пришел из Тургая с губернатором вместе…
— Ну?
— Говорят, с казной… А ведро я приготовил как надо. Гайками напихал. Ломом разным. Не может быть, что на такое дело Дремлюга с Чиколишкой не клюнули… Тут-то они и кончились!
Воры переглянулись, а Ивасюта сказал им:
— Вы тут не мигайте, а то и в морду получить можете… Сева, обоснуй теперь ты, коли Мони не стало.
Сева — обосновал:
— Проще пареной репки: бедному — плохо, богатому — хорошо…
— А мы о чем говорим? — оживились воры.
— Мечется человек! — вставил Ивасюта.
— Еще бы не метаться, — согласились обираловцы.
— Сева, — заметил Ивасюта, — не отвлекайся, продолжай!
Сева — продолжил:
— Народ наш — дурак и болван! Он еще не дорос до сознательной борьбы с богатым. Только сам завидует богатым. Даже котелки носит такие же, как богатые носят. Демократы — пока их не жмут! Социалисты — пока сами ни хрена в кошельке не имеют… Верно?
— Золотые слова твои, — сказали воры и полезли целоваться.
Им это было надо, чтобы заодно общупать карманы.
— У них шпалеры, даже по два у каждого, — перешепнулись незаметно. — То, что нужно… Ребята, видать, теплые!
Так-то вот Ивасюта ловил себе новых товарищей-«безмотивцев» на свержение городовых и жандармов, а воры уловляли его на шпалер.
— Политика нам сбоку, — сказали они. — Нам эти мотивы ни к чему, пущай сидеть, так было бы за что…
— А мы, — утешил их «идеолог» Сева, — сами мотива не имеем. Вот был у нас товарищ один, тот еще грешил, да его вчера взяли.
Опьянели. Ивасюта взял стакан и стал грызть его зубами, выплевывая острые осколки на пол. Спрыгнула с колен Сонька.
— Ой, заберите его! — визжала девка. — Нажрется пьяным, потом всю посуду сгрызет. Что за кавалеры пошли таки? Нет благородности обхождения…
В этот день, после шестой бутылки, воры безоговорочно приняли программу партии «безмотивцев», когда-то разработанную Вадимом Аркадьевичем Ениколоповым. Однако воры заявили:
— Меньше чем на сто рублей не пойдем.
— Что-о? — надулся кровью Сева.
— Болваны! — хохотал Ивасюта. — Эй, Сонька, дерни звонок, пущай нам еще бутылочку тащут… Мы и сами на сто рублей не идем!
Воры двигались тихо, пили меньше, со всем соглашались. Было много поцелуев, объяснений и водки. Работа партии оживилась…
Утром в дверь постучали, и вошел к Ивасюте незнакомец:
— Извините, сударь, но я ночевал сегодня у дамы за стенкой и, не имея привычки подслушивать, все-таки все слышал… Я тоже принимаю вашу программу! Позвольте представиться: Матвей Квасэк, по партии — «откровенник»…
Ивасюта тер спросонья глаза, тянул сползающие подштанники:
— Заходи, товарищ… Это что такая за партия?
Господин Квасэк сел, начал так:
— Видите ли, сударь, я был агентом тайной полиции…
Ивасюта сразу расставил пальцы возле его горла.
— А-а-а, — прошептал, — тут тебе и конец твой!
Сдавил шпика за глотку. Но воротничок на шее Квасэка (на вид гуттаперчевый) сделан был из стальной пластинки. Ивасюта схватил бутылку — тресь шпика по котелку. Бутылка разлетелась вдребезги, а башка — цела. Оказалось, и котелок тоже поддельный, вроде кастрюли. Только тихонечко звенел от удара, как струна.
— Ну, брат, — удивился Ивасюта, — ты опытный. Уважаю…
Господин Квасэк как ни в чем не бывало поправил сбитый на сторону галстук, кашлянул почтительно.
— Итак, — сказал, — продолжаю… Служба наша, как вы сами сейчас убедились, весьма беспокойная. Семейная жизнь, благодаря частой перемене мест жительства, налицо отсутствует. Ну, и — выпьешь. Ну, и — еще раз выпьешь!.. Начальство говорит: адье! А куда деться агенту? Семьи нет. Папа умер, жена ушла к другому. И тогда идешь к эсерам. За соответствующую мзду раскроешь им тайны полиции, доступные лишь избранным натурам. После чего имеешь право называть себя членом партии «откровенников»…
Господин Квасэк обладал отменными манерами, и его услуги (за соответствующую мзду) Ивасюта снисходительно принял. Квасэк поиграл тонкими и длинными, как у гинеколога, пальцами.
— Ах, — сказал он томно, — только не нужно взрывов, не надо стрелять. Это так шумно, так неумно… Все можно делать тихо!
Неожиданно явилась Додо — в роли спасительницы.
— Если ты хочешь, — сказала она брату, — спасти себя и свою губернию, немедленно арестуй Совет и черносотенцев. И-и!
— Сударыня! Вот вы как заговорили? — привстал Мышецкий.