На задворках Великой империи. Книга вторая: Белая - Страница 82

— Ладно. Двинули. Ивасюта на козлах?

— Да. Завернет коляску со стороны Банковского…

Шли через огороды, между гряд; сочно пучились в темноте пузатые кочны капусты. Дружинники депо вылезли из кущ боярышника, разросшегося за лето над обрывом Уренки. Борисяк пересчитал их в потемках, хватая каждого за плечо.

— Четверо, — сказал. — Куда больше, ребята! Я первым пойду с черного хода. Отопру вам с улицы… Самое главное — станок! Осторожнее с активуями, стрелять буду я первый… Ходу!

Редкие фонари слабо мерцали из зелени деревьев. Ветви упруго хлестали боевиков по лицам. Давненько не был Борисяк в родном городишке, озирался сейчас: как тут, что изменилось…

— Забор, — подсказал Казимир, — левее… доска отогнута!

— Ясно, — Борисяк присел, пропихнул себя в щель изгороди.

Высыпали звезды — чистые. Вот и свист — издалека.

— Салют от Ивасюты, — прислушался Казимир. — Ключ где?

Борисяк порыскал в кармане, достал ключ-американку:

— Здесь… Ну, все поняли? Тогда я пошел…

Было жутковато: хоть крестись. Один так и сделал: ничего, люди есть люди, они не железные — сейчас пальба начнется…

— Стой! — задержал Борисяка машинист.

— Чего стой?

— Я говорю — стой… слушай!

Звонко процокали от Ломтева переулка полицейские кони. Громыхали по булыгам приземистые кареты «черных воронов». Холодно блеснули шашки и шпоры. Кортеж развернулся — и прямо к крыльцу мясной лавки Ферапонта Извекова.

— Предали, — сдавленно пискнул кто-то в рукав.

Борисяк жарко дышал в землю. Ничего не понимал! В двери, куда собирались они проникнуть, теперь ломилась охрана. Жандармы расшибали филенки дверей. Хрястались в них дюжими плечами.

— Пышкин! — слышалось. — Подсунь «фомку», там лом держит…

С мясом вывернули замок, ввалились в лавку.

— Ша! — сказал Борисяк. — Это не за нами… Тихо, ребята!

И вот жандармы выволокли из лавки Извекова, стали закидывать его в карету, но мясник уперся ногами.

— Фуля ты меня садишь? — орал исступленно. — Своих берешь?

Вывели второго активуя. Руки ему назад, и так пригнули — хоть горошину носом по земле кати.

— Предали святое дело! — кричал Сенька-Классик…

Казимир насчитал семь черносотенцев. На глазах деповской дружины всех, как миленьких, покидали в «черные вороны» и увезли в управление. Боевики перевели дух, поднялись, повеселели.

— Отлично, — сказал Борисяк. — А теперь — станок, быстро! Казимир, свистни, я не умею… Пусть Ивасюта подъезжает.

Машинист свистнул. Дружина проникла в лавку, разгромленную в свалке, из подпола вытащили станок, бумагу. Погрузили в коляску, и Борисяк зашептал на ухо Ивасюте:

— Никому не проболтайся, куда везешь… Помнишь? Опытная станция, агроном Карл Иванович, старичок… Ну, вези!

Ивасюта настегнул рысака. Боевики рассыпались по домам. Борисяк остался ночевать у Казимира, сказал Корево:

— А кому, вы думаете, мы обязаны такой случайности?

— Ну, только уж не Дремлюге, — засмеялась акушерка.

— И я так думаю, что это наверняка наш князь пролиберальничал. Впрочем, спасибо ему, если так: нам здорово повезло!

Дремлюга, радостно возбужденный, не удержался и позвонил Мышецкому прямо в губернаторский дом:

— Ваше сиятельство, ваше указание мною выполнено…

— А что я вам указывал, капитан?

— Местные активуи арестованы… вся головка!

— А я и не говорил, чтобы вы их арестовали.

— Как же так? Не вы ли, ваше сиятельство…

— Послушайте, — остановил его губернатор. — Да, я велел вам пресечь активность погромной партии. Да, я указывал на пресечение способов мерзкой пропаганды. Но арестовывать — нет, нет!

Дремлюга малость подзакис.

— Не выпускать же? — сказал. — Шуму от них не оберешься…

— А — станок? — вдруг спросил Мышецкий.

— Что, что, ваше сиятельство? Что вы сказали?

— Повторяю: вы станок печатный забрали у них?

Дремлюга повернулся от аппарата к Бланкитову:

— Олухи, вы станок взяли? Князь спрашивает…

Бланкитов опешил:

— Три бомбы, ящик с револьверами… А станок — нет!

— Извините, князь, — продолжил Дремлюга, — отвлекли… Да, вы можете не беспокоиться: мы станок взяли… Спокойной ночи!

А потом гаркнул на Бланкитова, как на худого щенка:

— Воздух портишь? Дуй обратно, что есть мочи, и быстро вези станок сюда. Слышал? Я князю уже доложил, что станок здесь…

Бланкитов упорхнул, как мотылек, в черную уренскую ночь. Трещенко и Персидский смаковали на все лады оплошность своего напарника, распивая пиво, судили без жалости:

— Конечно, разве Бланкитову можно доверить? Оно и верно, что человек он опытный, да за галстук вправляет не приведи бог…

Прошел целый час. Выли в подвале арестованные активуи.

— Где Бланкитов, дерьмо такое? — бушевал Дремлюга. В половине второго ночи пришел незнакомый дворник.

— Капитан Дремлюга вы будете? — спросил с опаской. — Вот вам тогдась бумага преважнецкая, господа писать изволят…

Это был рапорт Бланкитова с просьбой об отставке.

— Я его отставлю! Отставлю и приставлю! Где он?

— Ходють, — сказал дворник. — По улицам темным ходють. А войти не смеют. Потому как причина нам неизвестная. Но — ходють!

— Трещенко, Персидский, за шкирку его, ко мне, расшибу!

Изъяли с темной улицы.

— Вот он… расшибайте!

— Был я, — заплакал Бланкитов, — все облазил. Нет станка!

Дремлюга так и плюхнулся на стул, аж сиденье треснуло.

— Я не буду, — сказал. — Теперь ты сам звони князю… Ну?

— Может, утречком еще пошукать? — рыдал Бланкитов. — Может, где под кроватью и не заметил… Вот солнышко взойдет, тогда…